Леди ведьма. Рыцарь Ртуть. В отсутствие чародея - Страница 135

135

Джеффри задумчиво склонил голову набок:

— Это единственная причина, по которой ты не желаешь его союза с этой дамой?

Корделия смутилась и покраснела:

— Я не знаю. О Джеффри, не спрашивай меня! Я не знаю! — И в полном замешательстве она выбежала из комнаты.

Джеффри, вздохнув, посмотрел на свой кубок. Затем пожал плечами, выпил то, что там оставалось, и потянулся за графином. Взгляд его упал на второй кубок, и глаза загорелись. Он взял графин и налил в кубок вина, но только чуть-чуть.

Корделия убежала к себе в спальню и послала собственным кодом мысленный клич:

«Мама! Проснись, умоляю тебя! Ты мне нужна! — Затем, чуть менее пронзительно: — Мама! Ма-а-а-ма!»

Ответ пришел, как только Гвен вынырнула из глубин сна.

«Да, дочь моя. Что тебя тревожит?» — Ни раздражения, ни возмущения. Была усталость, но вместе с тем и боевая готовность, и забота о ребенке, попавшем в беду.

«Мама, я в таком замешательстве! Мне нужно с тобой поговорить!»

«Слушаю тебя». — Гвен уже полностью проснулась.

«Нет, не так. — Корделия сжала руки, — Лицом к лицу. Я должна быть рядом с тобой, вместе с тобой! Я понимаю, что прошу слишком многого, но — сможешь ты встретиться со мной?»

«В Кромхельдском лесу. Да, конечно. — Мысли Гвен были полны сочувствия. — Через полчаса. Я лечу».

«Спасибо тебе, мама».

Корделия разорвала контакт и, почувствовав себя теперь чуть лучше, торопливо скинула вечернее платье и облачилась в дорожное. Кромхельдский Лес находился на полпути между имением сэра Юлиана и замком Гэллоуглас. Корделия схватила помело и оседлала его. Оно осело на полфута, потом приподнялось и стрелой вылетело в окно.

А в полумиле оттуда, на лесной опушке Гвен приготовилась сделать то же самое.

— Смотри, чтобы она тебя не заметила. — Род проснулся, услышав, как рядом с ним на коврике зашевелилась Гвен.

— Не заметит, — заверила она мужа. — Разумеется, я пролечу Кромхельдский лес, а потом вернусь обратно. Если она увидит меня, то решит, что я лечу от замка Гэллоуглас.

— Ужасно врать собственным детям, правда?

— Строго говоря, я не вру, — чопорно сказала она. — Просто оставляю вопрос открытым. Спокойной ночи, супруг. Спи — тебе совершенно незачем бдеть и бодрствовать. — Она наклонилась для мимолетного поцелуя и боком, по-дамски, устроилась на метле.

— Спокойной ночи, любовь моя, — нежно проговорил Род. Он провожал взглядом жену, исчезающую в ночи. А насчет того, стоит ли бдеть и бодрствовать, у него было собственное мнение.

Он сел прямо, очень прямо, почти в позу лотоса. Закрыв глаза, он сконцентрировался на сознании своего сына Джеффри. Оно становилось все яснее… Род почувствовал…

Страсть.

Род тотчас разорвал контакт. Он, разумеется, не станет выяснять таким вот образом, что происходит в помещичьем доме.

Если на то пошло, дело тут не в Джеффри.

И Род сосредоточился на сознании Алена.

Ему это было труднее, чем его жене и детям — ведь он не владел такими талантами с рождения и не развивал их в детстве. То есть врожденный дар у него был, разумеется, но ожил он только в общении с Гвен. Однако и после этого Род плохо знал свои способности, пока отец Алена не помог развить их в полной мере.

Итак, он внимал с закрытыми глазами, слушая, ощущая, постигая сознание Алена…

…и увидел сон, в котором была его дочь, а значит, тоже не стоит подслушивать.

Он прервал и этот контакт, но остался сидеть и, бодрствуя в ночи, прислушивался, ждал…

Корделия издали увидела мать: крохотное облачко, искра в лунном свете, кружащая над Кромхельдским лесом. Разумеется, никто другой и не подумал бы обратить на нее внимание. Корделия прошептала благодарственную молитву и направила помело вслед за Гвен.

Она спикировала на землю, резко остановилась и, спрыгнув с помела, бросилась к матери, чтобы спрятаться у нее на груди.

Гвен обняла дочь, прижала к себе, и они долго стояли так. У матери на лице играла слабая улыбка. Она чувствовала смятение дочери, понимала истоки этого смятения и рада была обнаружить у Корделии такие эмоции. Она не раз думала, а случится ли в жизни ее дочери любовь, настоящая любовь. Было несколько страстных увлечений, но, по мнению мудрой матери, к любви они имели мало отношения. И, уж конечно, ничего серьезного.

— Слушаю, дитя мое, — мягко сказала она. — Что тебя беспокоит? Рассказывай!

— Это… Ален, мама.

— А! Ален.

И Корделия отрывистыми фразами, чуть ли не всхлипывая, все рассказала матери.

Она всегда любила Алена, примерно как комнатную собачонку. Она всегда считала его своей собственностью, но он все испортил своим отвратительным предложением, столь явно оскорбительным, что пришлось его выгнать.

Гвен внимала рассказу, присев на пенек. Эту часть ей уже слушать доводилось, так что она ждала продолжения.

— Он всегда был таким… таким… скучным! — Корделия сжала кулаки и стукнула себя по бокам. — Другого слова не подберешь, мама. О да, я всегда утешалась чувством, что я вроде как старшая над ним, но, тем не менее, он был скучен.

— А этот… Бор? Разбойник? — как бы между делом поинтересовалась Гвен.

— Да, разбойник! Но он благородного происхождения, мама! — Глаза Корделии загорелись восторгом. — Он был посвящен в рыцари! Да, он сбился с пути, не спорю. Но он… возбуждает. Когда он обнимает, когда целует меня, я вся таю изнутри!

— Да, — вздохнула Гвен. — Но сама ощутила внутренний трепет от страха за дочь, ибо знала, что планы исправления мужчин терпят крах куда чаще, нежели удаются. Но была не настолько глупа, чтобы говорить об этом сейчас. А потому просто спросила: — Разве не тебе решать, дочь? Что еще ты хочешь узнать?

135