Джеффри нахмурился.
— Но ведь ты так старалась, чтобы братья за тебя не мстили.
— Да… — Ртуть отвернулась, лицо ее стало печальным. — В этом я потерпела неудачу. Я знала, что мне нужно было подчиниться графу Лаэгу, чтобы не причинить вреда матери и братьям, но я подумала, что ждет сестру, когда она подрастет. Не подумай, я не оправдываю себя: ужас и отвращение заставили меня забыть об их безопасности. Я знаю, что поступила эгоистично, но я не могла поступить иначе.
Джеффри смотрел на нее, пораженный в самое сердце. Он содрогался при мысли, что эта дивная девушка могла оказаться в руках сладострастного старого развратника. Поражало и то, что она винила себя в том, что защищалась, как можно считать эти свои поступки неверными. Он должен ее переубедить.
— Я бы не сказал, что это эгоизм, — проговорил Джеффри, нахмурив брови, — женщина не должна подвергаться подобным надругательствам, и твои близкие первыми скажут тебе об этом.
— Они так и поступили, — Ртуть опустила глаза. — Но я всегда буду чувствовать себя виноватой перед ними, если они будут несчастливы.
— Ты станешь винить себя за грехи старого графа? С какой стати? К тому же твои родственники присоединились к тебе по доброй воле…
— Конечно, они прекрасно понимали, что с ними будет, если они не убегут сломя голову! — возразила Ртуть. — Мы нарушили закон, и я понимала, что должна переиграть молодого графа в его собственной игре за власть. И проделать это быстро, пока он не успел подготовиться.
— Ты это поняла еще до того, как приказала своим разбойникам захватить имение сэра Хемпена?
— Но это был не тщательно выверенный план, как могло тебе показаться…
— Ага, просто мысли промелькнули в твоем сознании, и ты сразу же увидела верное решение!
Ртуть насторожилась.
— Как, и у тебя тоже такое бывает?
— А то! Твой план был просто безупречен! Тебя отец этому научил?
— Не могу сказать точно, — Ртуть развела руки. — Кое-чему, конечно, научил. Но в основном мне это казалось просто здравым смыслом, хотя многое я почерпнула, наблюдая за действиями выступавших против меня командиров.
— И первыми среди них оказались вожаки разбойников?
— А, эти разбойники! — Ртуть пренебрежительно отмахнулась. — Бьюлин говорил правду: его шайка оказалась самой большой, но не благодаря ему. Он колотил людей и орал на них, заставляя повиноваться. Все решал Стоутон.
— Значит, Бьюлин был рукой, а Стоутон мозгом? И сколько времени ему потребовалось, чтобы понять, что манипулировать тобой, как Бьюлином, он не сможет?
— Одна ночь — тот самый первый набег.
«Как ты считаешь, не стоит ли взломать дверь стволом дерева?» — спросил он. И я ответила: «Нет, там вверху амбразуры, и на нас польется горячее масло!» Я показала ему бойницы над воротами, потом на сам вход.
«Почему он, по-твоему, на пять футов выше земли? — в свою очередь задала вопрос я. — Чтобы ты поднимался по ступеням. А почему эти ступени идут вдоль стены?» — «Потому что, — моментально ответил он с широко раскрытыми глазами, — нападающие оказываются непосредственно под амбразурами, и их можно окатить кипятком!» — «Ты соображаешь быстрее других, — похвалила я его, — но должен научиться думать еще быстрее, иначе скоро погибнешь. Мои братья отвлекут внимание защитников на стенах, и тогда мы попытаемся взять ворота». Потом, пробившись через ворота, Стоутон заявил: «Возьму с собой людей, и мы унесем казну рыцаря!» — «Нет, — возразила я, — мы заберем только добро моей матери, скот и лошадей сэра Хемпена. Он разгневается на нас и захочет отомстить, но до тех пор, пока мы остаемся в лесу и не мешаем ему, он будет доволен. А вот если заберем его золото, он не успокоится, пока не вернет его назад. По пути перерезав нам глотки». Стоутон выпучил глаза, но ничего не сказал и спорить не стал, когда я приказала ему и еще пяти разбойникам связать солдат, лежавших без сознания. Правда, потом он предложил уводить скот осторожно, не поднимая лишнего шума. На что я возразила: «Какая разница, если мы уже подняли такой шум? Если деревенские проснутся и увидят нас, пусть! Дважды подумают, прежде чем пойти в лес без нашего разрешения». Он задумался и пошел гнать скот. И до сих пор не перестает высказывать свои предложения. Когда они имеют смысл, я с ними соглашаюсь, и он бывает очень доволен.
Джеффри улыбнулся.
— Какой ты хитрый лис!
— Ты хотел сказать лисица?
— Ну, разумеется, — улыбнулся Джеффри и еле сдержался, чтобы не добавить, что любит охоту на лис. — А как же твои братья? Их не раздражало то, что им пришлось подчиняться приказам младшей сестры?
— Нет, — в ее голосе появилась нежность, — Они прекрасно понимают, что если станут спорить со мной, разбойники перестанут меня уважать и один за другим сбегут. К тому же лучше иметь разбойников на своей стороне, чем против себя.
— Вполне разумно, — одобрил Джеффри. — Они тебе так и сказали?
— Да, когда я расспросила их. Это было через пару дней после набега на замок, и я ожидала, что они втроем придут ко мне и заявят: «Ты храбро вела себя, сестра, но теперь можешь ни о чем не беспокоиться и все предоставить нам».
— И как бы ты поступила, если бы они так и сделали?
— Ну, наверное, сказала бы, что я заставила разбойников повиноваться себе — пусть даже только из страха. Если я просто отойду в сторону, то им придется заново их себе подчинять.