Корделия замерла, ошеломленно глядя на принца, хотя ее переполнял целый водоворот чувств. Что скрывать, она всегда подумывала о свадьбе с Аленом, и занятная мысль однажды стать королевой подталкивала к этому, но получить предложение в столь бесцеремонной и неуважительной форме, стать пешкой по капризу его, а не королевой сердца!.. Она почувствовала, как волны гнева буквально захлестывают ее, и поняла, что скоро их не удержит.
Ален нахмурился:
— Вам нечего сказать?
— А что говорить? — опустив взор, чуть слышно спросила она.
— Как? Что вы благодарите судьбу, тронуты оказанной честью и, наконец, счастливы признать меня своим господином и повелителем.
«Я могу признать тебя только напыщенным ослом», — сказала Корделия, но — пока — про себя.
— А от меня ничего не зависит, мой властелин?
Возвращение к формальностям будто кинжалом пронзило его.
— Конечно же, зависит! Вам остается сказать «да» или «нет»!
— Как любезно с вашей стороны снизойти до моего ничтожного мнения, — приторно-сладко отозвалась Корделия.
Ален облегченно вздохнул: теперь все в порядке. Все же она понимает, какая ей оказана честь.
— Ах, пустяки.
— О да, какие пустяки! — Гнев выплескивался наружу, и Корделия поняла, что более не в состоянии сдерживать эмоции. — Какие пустяки для вас чувства женщины! Какие пустяки унизить там, где следует возвысить!
— Это еще что? — уставился на нее ошарашенный Ален.
— Я для вас пустое место, верно? Племенная кобыла, которую будут выгонять из стойла по капризу его высочества, пожелавшего оторваться от более важных дел? Пустячок, жалкая безделушка, чтобы развлечься по настроению? — Она встала. — Для вас это пустяки? Подумаешь, свадьба, подумаешь, союз на всю жизнь, для вас это не более чем пустяки?
— Да нет же, конечно, нет! — Задетый за живое, он тоже вскочил. — Вы исказили весь смысл моих слов!
— Нет, не только ваши слова, но и тон, и дела доказывают мою правоту! Да вы просто напыщенный хлыщ, самодовольный князек!
— Я ваш будущий повелитель!
— О да, моей страны, но уж точно — не моего сердца! Как может быть иначе, если нет в вас ни любви, ни сочувствия!
— Вы считаете меня бессердечным негодяем? — воскликнул Ален. — Да я просто обязан любить вас!
— Конечно, обязаны, если родители прикажут! А вы не подумали об этом, прежде чем я напомнила? Хоть раз возникла у вас мысль сказать о своей любви, ухаживать, назначить свидание? Хорош принц, только приказывать и умеет!
Нелепость обвинений ошеломила принца.
— Дело принца повелевать, а подданных — повиноваться!
— Ах, примите мои извинения, о государь! — Корделия присела в сложном, преувеличенном реверансе. — Нет сомнения, что раз вы повелели мне жениться, я должна повиноваться, разве не так? Мое сердце послушно вашему приказу!
— Ах ты, бессердечная ведьма, разбушевавшаяся мегера! Я твой принц, и я тобой повелеваю! — заорал Ален, но затем взял себя в руки и окинул девушку холодным взглядом. — Я приказываю вам отвечать без обиняков! Станете вы моей женой или нет?
Корделия вновь присела, постаравшись на славу, потупила голову, улыбнулась и дала совершенно определенный ответ:
— Нет.
Затем развернулась и отправилась к своим котлам.
Захлопнув за собой дверь, Корделия прислонилась к стене и разрыдалась.
Ален, как громом пораженный, уставился на проход, в котором скрылась Корделия. Он был растерян, смятен, уничтожен. Однако вспомнив, что в любую минуту может появиться дворецкий, он скрыл свою боль за маской ледяного спокойствия. Следом пришел испепеляющий гнев. Принц зашагал по сводчатой галерее, и к нему подскочил дворецкий.
— Не угодно ли чего-нибудь, ваше высочество?
— Угодно. Каплю здравого смысла в женском сердце, — огрызнулся Ален. — С дороги, бездельник! Где моя лошадь — она мне понятнее леди Корделии?!
— Несомненно, ваше высочество! — Дворецкий поспешно отступил в сторону и дал знак лакею, который подскочил к лестнице и замахал ожидающему внизу привратнику.
Ален не замечал ничего; перед глазами у него расплывалось красное марево. Механически переступая ногами, он оставил за спиной галерею, лестницу, большой зал. Привратник распахнул перед принцем двери, и тот устремился во двор, явив небу перекошенное яростью лицо.
Свита встретила его оживленными возгласами, сменившимися напряженным молчанием. Вперед вышел сэр Девон. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Они нанесли тебе оскорбление, ваше высочество?
— Они? — вскричал Ален. — Нет, не «они» — только она! Заносчивая девчонка, у которой нет ни капли почтения к своему сеньору и властелину.
— Она не могла вас отвергнуть!
— Отвергнуть? Да она отшвырнула меня, как шелудивого пса! Я отомщу, отомщу ей и всему ее дому!
Сэр Девон остолбенел на мгновение, но тут же скрыл испуг, прищурив глаза и отвердев лицом. Он отступил к своим товарищам.
— Они тяжко оскорбили нашего принца, благородные рыцари.
И с удовлетворением отметил такое же мимолетное смятение на каждом лице — все они были наслышаны о чародейской мощи Верховного мага и его семьи. Более того, каждый знал, что Джеффри, брат Корделии — лучший фехтовальщик королевства. Но, подобно их вожаку, они окаменели лицами и потянулись к рукоятям мечей.
— Только слово скажи, ваше высочество, и возмездие тут же падет на их головы, — высказался за всех командир.